Роман Бажилин: «Мне повезло с профессией потому, что я ежедневно общаюсь с гениями»

В Тамбовской области стартовал юбилейный сороковой международный Рахманиновский фестиваль.

Трудно уже представить, что традиционный Рахманиновский фестиваль в Тамбовской области проходит вот уже 40 лет. И стартовал в далёком 1982 году. Надо сказать, что это большое событие не только в музыкальной, но и в культурной жизни региона. А чуть ранее ректор ТГМПИ, прекрасный музыкант и композитор Роман Бажилин отметил 60–летний юбилей.



Собственно, благодаря этим событиям нам и удалось поговорить «о музыке и о себе». Музыка – это особый язык, который не нуждается в переводе, но понять его тоже, как выясняется, может не всякий. Вот об этом и наш разговор. Который начался довольно неожиданно. Во время видеоконференции, в которой принимал участие Роман Николаевич, я, конечно, вспомнил, что сам когда–то учился играть на аккордеоне – инструменте, которым виртуозно владеет Роман Бажилин. Но дальше «Барыни» дело не пошло и, к огорчению мамы, занятие я это бросил.

– Аккордеон – инструмент очень непростой и, понимая, что первые шаги аккордеониста сложны, я сейчас обращаю внимание на другой родственный ему инструмент – мелодику (духовой язычковый музыкальный инструмент – прим. ред.). Он маленький, цена демократичная, вес небольшой, диапазон минимальный и устроен проще, что всё в сумме облегчает начальный путь юного музыканта.

– Да, цена имеет значение, занятие музыкой – дорогое удовольствие…

– Это действительно очень затратное мероприятие, но я уверен, что в любом случае оно окупается. Невозможно мерить все деньгами. Талант, здоровье, любовь не купишь. Да и счастливые минуты тоже…

– Вот не соглашусь, можно купить билет на концерт или спектакль, и на это время быть абсолютно счастливым.

– Соглашусь, на билет накопить деньги можно, но это всё же другое. Помню, у меня друг учился в Гнесинке, в Москве, это был тогда музыкально–педагогический институт как сейчас у нас. 1983 год, в СССР приехала с концертом группа «Спейс». Он отстоял в очереди за билетами, которые, кстати, были очень дорогие, позвонил мне в Ростов, где я учился, и пригласил на этот концерт. Надо было из Ростова в Москву ехать и обратно. Поехал. И впечатления остались на всю жизнь. Это было что–то необыкновенное. Потрясающая музыка, фантастическое лазерное шоу. Представьте, это было почти 40 лет назад! Чувство было, что ты попал даже не на другую планету, а в какое–то другое измерение. И совершенно не жалко было потраченных денег, хотя перекупщики предлагали купить у нас один билет за тогдашнюю месячную зарплату.



– Кстати, а какую популярную музыку вы слушали в молодости?

– Самую разную. Я всегда увлекался джазом, эстрадой. К нам однажды в Тамбов приезжали «Песняры». Будучи студентами, мы попали к ним в гримёрку и с восторгом слушали, как они там пели белорусские песни на пять голосов. Также слушали и другие популярные ансамбли тех времен, например, «Синюю птицу» с Сергеем Дроздовым. Считаю, что это была какая–то «золотая эпоха» нашей эстрады. Вспоминаю, как приезжал к нам джаз–оркестр Олега Лундстрема. Тогда мы были студентами музучилища, и наш преподаватель Владимир Павлович Осадчий договорился с Лундстремом, чтобы мы могли приходить на репетиции. Это было потрясающе! Кстати, тогда с оркестром к нам приезжала и молодая еще солистка джаза Ирина Отиева. Помню, мы посещали их репетиции, затаив дыхание. Увлекались коллективами «Земля, ветер, огонь» и «Чикаго», рок–группами «Битлз», «Пинк Флойд». Слушали их на виниле, хотя были и магнитофоны. Но магнитофоны – это Высоцкий, Окуджава, которых мы тоже любили. Просто купались в этом счастье – слушать какие–то новые вещи. Сейчас музыки вокруг стало больше, но таких чувств у людей, кажется, уже нет.

– Знаете, моя мама, будучи преподавателем классического вокала, любила Фредди Меркьюри и очень переживала, когда он умер, хотя ей тогда было за 60 лет.

– Да, «Куин» — это не просто классика рока. Какая там в каждой песне гармония, драматургия, аранжировка! Исполнение, звучание инструментов — всё на уровне высокой классики. Учась в Ростове, я был всеяден в предлагаемом музыкальном меню: старался не пропускать все концерты: будь то симфонической, камерной, вокальной, народной, хоровой музыки или джазовых, эстрадных исполнителей. Мы брали партитуры и слушали, сверяя все с тем, что в нотах. Нас никто не заставлял. Вспоминаю это время, как островок счастья. Мы записывались в киноклубы, смотрели хорошие фильмы. В Ростове мы не пропускали фестивали современного кино. В то время я изучил всего Тарковского. Уже тогда познакомился с фильмами Люка Бессона, Милоша Формана. Помню, как в фильме «Однажды в Америке» поразила музыка Эннио Морриконе. Выставки смотрели, спектакли. Я там «Божественную комедию» посмотрел несколько раз.

– Это знаменитый спектакль Образцова?

– Его спектакль, но играли ростовские кукольники. Долго потом обсуждали эту работу.

– То есть человек искусства для Вас – не просто узкий специалист, который только «вгрызается» в свою тему, не оглядываясь по сторонам? Или «глубокое погружение» все–таки больше даёт?

– Погружение в специальность конечно должно быть. Мы много занимались, все свободное время тратили на специальность, но всё–таки находили время для спектаклей, концертов и кино. Я до сих пор под впечатлением тех концертов – Николая Петрова, Лазаря Бермана (знаменитые советские пианисты – прим. ред.), юбилейный концерт Тихона Хренникова, в котором принимал участие не только он сам, но и знаменитые солисты. Например, Евгению Нестеренко я так громко аплодировал с балкона, что он даже отвесил поклон в мою сторону. Эти воспоминания дорогого стоят.



– Хорошо, а как, по–вашему, можно расшифровать талант? Есть какие–то критерии, слагаемые?

– Мне кажется, это в первую очередь необыкновенное трудолюбие. Не сможет человек проявить свой талант, если у него нет способности каторжно трудиться. По–другому никак не скажешь. Допускаю, что бывают исключения…

– Но искра Божья должна быть?

– Естественно, и это всё близко соседствует. Возьмём наших замечательных музыкантов. Если сейчас студенты будут трудиться столько же, сколько трудились они, добьются высочайших результатов. А если взять среднего музыканта и посмотреть, как он работал над собой, выяснится, что и трудился он соответствующе. Про искру если продолжать, то талантливый человек видит, зачем он занимается, чего он хочет достичь. Он стремится к той цели, которую видит только он или немногие. И только в этом случае, как в законе философии, количество переходит в качество.

– То есть, если попытаться резюмировать, то получается несколько слагаемых: должна быть искра, которую надо разжечь и поддерживать этот огонь и надо видеть цель?

– Я бы все–таки по–другому расставил слагаемые. Вначале всё–таки стоит мысль. Она появляется, западает в человека, превращается в цель и уже потом все остальное. И эта мысль двигает человеком, пока он её не выразит, не воплотит во что–то. Как в Библии – вначале было Слово. А дальше уже всё закручивается по спирали. Конечно, нужны способности. Но мы прекрасно знаем, что способности можно развить при желании. Но если человеку что–то дано, и то он чувствует, что это ему необходимо, необходимо развивать, совершенствовать, делать. Тогда получается хороший результат. Примеров тому немало. Бетховена отец заставлял заниматься до умопомрачения, Паганини заставляли заниматься столько, что он уже скрипку не мог держать, зажимал ее как виолончель ногами. Без труда, вот так вдруг даже «Черный квадрат» Малевича не получится. И всё срастается, если оказался рядом талантливый педагог. Талант же ещё надо разглядеть и огранить.



– А как произошло Ваше погружение в музыку, выбор аккордеона?

– Мой интерес к музыке заметила воспитательница детского сада Зоя Яковлевна. Фамилию, к сожалению, уже не помню. Она заметила, что на музыкальных занятиях, которые проводил аккордеонист, до меня невозможно было достучаться, потому, что я смотрел на него как кролик на удава. Она и сказала, что у мальчика, наверное, есть интерес к этому инструменту. А потом мне просто повезло, в этом плане я – счастливый человек. Мне по жизни попадались яркие, талантливые педагоги. Например, Юрий Сергеевич Анохин – это первый учитель, который ходил ко мне домой. С его помощью аккордеон стал моим по жизни. Он и посоветовал отдать меня в музыкальную школу. На вступительных экзаменах в первую школу я уже демонстрировал владение аккордеоном. И мама рассказывала, что когда я играл, проходившие педагоги заглядывали в класс посмотреть: а кто же там играет? Меня хотели взять сразу в третий класс, но потом решили все–таки во второй – к Лидии Александровне Колчевой.

– Тяжело давался аккордеон?

– Насколько это непростой инструмент, я понял в музучилище, когда учился у Ларисы Анатольевны Корякиной. Лариса Анатольевна ставила высокую планку, которой без серьёзных занятий и на одних музыкальных способностях не достигнешь. Должен признаться, что в музыкальной школе я много халтурил. Не особенно занимался. Иногда способности вредят.



– Расхолаживают?

– Да, потому, что этот инструмент предполагает огромный труд и огромное количество занятий даже при хорошем слухе и памяти. И в музыкальном училище на первых курсах, я не особо выделялся. Мой друг Гена Гурьев, который покупал билеты на концерт группы «Спейс», уже тогда был ярким аккордеонистом. Впоследствии он поступил в институт имени Гнесиных. И надо сказать, что я на него равнялся. В училище я стал серьёзнее относиться к учебе, понял, что аккордеон – инструмент серьезный, его доверие надо заслужить, завоевать и заработать. А когда после окончания училища выдержал сложнейшие экзамены в Ростовский государственный музыкально–педагогический институт (сейчас это консерватория им. С.В. Рахманинова), кузницу лауреатов международных конкурсов, да ещё попал в класс профессора, заслуженного артиста РФ Ушенина Владимира Васильевича, то понял, что для занятий на аккордеоне часов в сутках мне явно не будет хватать.

– Скажите, а что дает высшее музыкальное образование? Зачем оно нужно?

– В музыкальной школе, в силу многих причин, невозможно подойти к грамотному изучению нотного текста. Музыкальная наука очень непростая, как может казаться на первый взгляд. В школе познают азы музыкальной грамоты. В училище уже серьезно работают над музыкальным произведением, но все равно не хватает того багажа знаний, понимания, чтобы детально работать с музыкальным текстом. В принципе, публика этого не замечает, она получает готовый продукт. Но подойти к грамотной, серьёзной работе с музыкальным текстом можно при условии, что ты имеешь необходимый багаж знаний, опыта и навыков. Текст композитора – это задача со многими неизвестными, которую по силам решать только в вузе, да как показывает практика, и то далеко не всем это удается. Сейчас мы можем увидеть в Ютуб, как играют очень талантливые и гениальные дети, но всё равно это детская игра. Их нельзя сравнивать с серьёзными музыкантами. Это совсем разные исполнения.



– Если я правильно понял, высшее образование даёт не только знания и навыки, но и понимание того, в чем ты находишься, чем занимаешься?

– Да, можно и так сказать. Я уже говорил про мелодику. Так вот, решил, чтобы увлечь людей музыкой, а я уверен, что она делает людей счастливее, создать простые уроки. Но оказалось, что это гораздо сложнее, чем мне представлялось. Также невозможно в музыкальной школе и училище дать весь багаж знаний, необходимый для проникновения в замысел композитора. Замечательно, что у нас в Тамбове есть такая дорога: школа–колледж–вуз. В настоящее время у юного тамбовчанина–музыканта есть возможность получить необходимые знания, не уезжая в другой город. Учёбу в другом городе не каждая семья может себе позволить. В моё время такой возможности не было. К нам приезжают музыканты зарубежные, чтобы перенять нашу систему музыкального образования. Казалось бы, что проще – взял и перенёс. Но нет. Приезжали педагоги из итальянской консерватории имени Чайковского, перенимали опыт, но потом выяснилось, что вроде бы всё понятно, но ничего не выходит.

– Мне кажется, Тамбову вообще невероятно повезло со своей сложившейся музыкальной школой. Она как–то сложилась уже очень давно и удивительным образом держится.

– В нашей тамбовской школе всё, к сожалению, или к счастью было построено на большом энтузиазме конкретных людей. Я не представляю, сколько сил и воли приложил Стариков, чтобы было построено уникальное здание музучилища. Оно уже овеяно какой–то необыкновенной аурой. И все преподаватели всегда работали, несмотря ни на что, не жалея себя. Я читал отчёты директоров разных лет. Это грустное чтение в плане материального обеспечения, как образовательного процесса, так и педагогов, но в творческом плане провалов не было. И, несмотря на постоянные трудности и проблемы, каких замечательных музыкантов у нас воспитали. Это очень длинный список. Взять только одного народного артиста СССР Виктора Мержанова, чья несомненная заслуга ещё и в том, что он был и великим общественным деятелем, одним из тех, кто вернул Тамбовщине имя Сергея Рахманинова, которое было почти под запретом в советское время.

– Да, список имен впечатляет: Георгий Мушель, Иван Дзержинский, Валерий Желобинский, Василий Агапкин, династия Реентовичей… и многие–многие другие. Вы говорили о международных контактах ТГМПИ, сейчас, в наше непростое время, удается их поддерживать?



– Хорошо, что, несмотря на окружающую обстановку, нам идут навстречу. Концерты – это не просто выступления студентов и педагогов, это – образовательная деятельность. Если студент не будет выступать на концертах, то он не получит всех необходимых навыков. Мы постоянно организуем встречи, где известные музыканты с удовольствием делятся своим мастерством со студентами. И, конечно, нужно отметить наш фестиваль «Дни Германии в Тамбове», благодаря которому у нас каждый год происходят встречи с замечательными мастерами сцены. Я бы хотел вспомнить из последних – концерт оркестра исторических инструментов Pratum Integrum. Это уникальный коллектив, который играет на инструментах XIX века русскую музыку того времени, которая у нас незаслуженно забыта. Сейчас появились интересные направления в исполнительском искусстве – музыканты обращаются к старинным и, казалось бы, несовершенным инструментам, играя музыку прошлых веков, так как она звучала тогда.

– Аутентичную минувшим эпохам?

– Да, и это исполнение вызывает большой интерес. В этом что–то есть, я считаю. Кстати, в оркестре исторических инструментов Pratum Integrum на одной из натуральных валторн играл наш земляк Константин Желтов из известной музыкальной семьи Желтовых. Играл просто потрясающе. И мы не знали, что он играет в этом оркестре! И, как я уже говорил, к нам не просто приезжают музыканты, они проводят мастер-классы, делятся своим мастерством. А мы, к сожалению, ограничены в средствах, чтобы куда–то выезжать. Но когда это происходит, то наши студенты и преподаватели всегда оставляют о себе яркое художественное впечатление. Смешанный хор ТГМПИ ездил на XIX Всемирные хоровые игры в Сочи и завоевал там золото. Или наша студентка–домристка Алина Илясова буквально в декабре на рахманиновском конкурсе в Великом Новгороде так же взяла первое место (Алина Илясова — победитель XV Российского конкурса им. С.В.Рахманинова). И не смотря на сложную финансовую составляющую, у нас только за последние пять лет полторы тысячи студентов стали победителями разного уровня конкурсов. Достаточно зайти на сайт института, чтобы удостоверится в правдивости моих слов. Так, что у нас есть отличный потенциал, чтобы прославить Тамбовщину за ее пределами.



– Кстати, говорят, что учиться музыке надо на хороших инструментах и не тратить время и силы на плохие?

– Согласен. Но хорошие инструменты стоят больших денег. Хороший инструмент всегда будет хорошим мотиватором к занятиям на инструменте, так как хороший звук, это как вкусное блюдо, которое хочется пробовать и пробовать. Кроме того, хороший инструмент позволяет готовиться к участию в престижных конкурсах. Качественный инструмент сберегает здоровье, так как мы уже говорили о том, что музыканту приходится много трудиться. И, самое главное, только качественный инструмент позволяет передать музыканту тончайшие нюансы, исполнительской интерпретации. Но зная, как сейчас живет большинство людей, становится ясно, что этот вопрос может решаться только на государственном уровне. В настоящее время есть национальная программа, благодаря которой многие музыкальные школы уже и в нашей области приобрели музыкальные инструменты. Однако эта программа почему–то исключает вузы, а поэтому и музыкальная школа, входящая в структуру института также обделена. Надеюсь, что на это обратят внимание и этот вопрос исправят.

Сейчас много говорят о патриотизме, а патриотизм зарождается в детстве. Ведь что такое хорошее государство? Это такое общество, в котором хочется жить. И если детям будут давать все лучшее – музыкальные инструменты, условия для учёбы, да все, что нужно ребенку, то вопрос патриотизма отпадет сам собой. Ведь сегодня они дети, а уже через 20 лет от них будет зависеть будущее государства. И если у них было плохое воспитание или они были предоставлены сами себе, то что от них ждать? А ведь чем больше вокруг нас добрых, красивых, умных людей, тем жизнь лучше. Что нам в Тамбове мешает, чтобы город наш был одним из самых красивых? У нас всё есть – природа, условия, таланты. Не хватает культуры в самом широком понимании. В столице сейчас не попасть на выставку Врубеля. У нас замечательная картинная галерея, там также организуются различные интересные выставки, но очередей я не припомню, как и в билетные кассы на концерты серьёзной музыки. Как педагог творческого вуза вижу, что на Тамбовщине есть талантливые люди, но не всегда их замечают, ценят и поддерживают. Мне, например, очень обидно, что 100-летие единственного на Тамбовщине народного артиста СССР Виктора Мержанова прошло незамеченным. Институт проводит ежегодный международный фестиваль имени Мержанова, но думаю, что этого мало, да и фестивалю требуется хотя бы небольшая финансовая поддержка. А этот человек многое сделал для своей малой Родины. К сожалению, иногда мне кажется, что у нас кто–то решает, кого назначить талантливым.



– Да, нередко такое бывает…

– Ещё одна проблема в том, что сейчас музыку многие рассматривают как карьеру для достижения каких-то благ. Сложно осуждать тех, кто пытается заработать на воспроизведении звуков, но в конечном итоге эти концерты редко чего стоят на самом деле. В них нет души, а для исполнителя главное не просто хорошо сыграть, а вложить туда часть своей души. Вдохнуть жизнь в произведение, чтобы оно жило в эти минуты, когда люди смогут позабыть о своих невзгодах и стать немного счастливее. Я считаю, что когда создается что-то по велению души и сердца, тогда может получиться шедевр. А бывают истории, когда сочиняют пьесу за 30 тысяч…

– Напишете такую?

– Все композиторы работают и работали на заказ. И в этом нет ничего плохого, так как труд творца энергетически очень затратен. Но сумма не должна ограничивать творческую вершину и приводить к халтуре. Сумма может послужить лишь небольшим стимулом. Но сейчас есть, увы, и такой подход – сначала деньги, потом что-нибудь. Из этого потом обычно мало хорошего получается.

– Есть анекдот на эту тему. Помните? Встречаются два композитора. Один другого спрашивает, чего ты в лохмотьях ходишь, наверное, симфонии сочиняешь? Да, говорит. А ты как? Классно все, вот вчера новый «Мерседес» купил. Что же пишешь? Музыку для рекламы. Напой что-нибудь. Ну вот, например: «М-М-М, Данон», слышал эту вещь? Тем не менее, жить-то как-то надо музыкантам. А вами что движет, когда вы пишете музыку?

– Я тоже писал музыку на заказ, но когда были интересные предложения. Для меня всегда важна идея, возникшая яркая мелодия. Если писал музыку для театра, то всегда на первом месте был вопрос не гонорара, а кто режиссер, художник, автор пьесы, какие артисты будут воплощать задумки постановочной команды. Было, когда и отказывался работать даже за гонорар, а были и случаи, когда писал, не рассчитывая на какое-либо вознаграждение. Мне повезло с нашими театрами, так как режиссёры, с которыми пришлось работать, всегда отличались творческой фантазией, чувством музыки, неординарным подходом к решению самых разнообразных постановочных задач.

– Я помню эту музыку, замечательная, мне кажется…

– Это была интересная работа. Кстати, если говорить о финансовой составляющей, то хочу сказать, что наших педагогов-музыкантов практически всех можно считать волонтёрами, так как всю свою творческую и научную деятельность, а она не маленькая, осуществляют на добровольческих началах. И на подготовку концерта уходит огромное количество времени, я уже не говорю о специальной концертной одежде и обуви, да и опубликовать свой научный труд сейчас также весьма затратно.



– А на что же они живут? Наверное, зарплата преподавателя не настолько велика?

– Вопрос этот очень болезненный. Особенно для молодых педагогов. Я его поднимал перед временно исполняющим обязанности главы региона Максимом Егоровым, и мне показалось, что Максим Борисович отнёсся к этому с пониманием. У него есть много хороших мыслей по поводу того, что надо сделать, чтобы молодежь не уезжала из региона. Конечно, надо создавать условия молодым специалистам для развития, при этом материальная составляющая, то есть зарплата, играет большую роль. Да просто представьте, что вы отдаёте самое ценное, что у вас есть — своего ребенка — человеку, у которого мысли заняты тем, как прожить от зарплаты до зарплаты. Это и в детском садике, и в школе, и в системе дополнительного образования. Я вообще не могу привыкнуть к тому, что сферу музыкального, художественного образования отнесли к дополнительному образованию, как бы, привязав к кружковой работе. Кружки и секции – это замечательно, но там другие задачи и другая работа. А музыкальные, художественные, хореографические школы это же, по сути, ступень профессионального образования, от которой зависит продолжение эстафеты кузницы талантов, которыми впоследствии будет гордиться Россия и восхищаться весь мир. А пока низкая зарплата способствует тому, что талантливые люди уходят из профессии. И это беда.



– Хорошо, а всё-таки Вы подошли к своему юбилею с чем? Какой багаж за плечами?

– Жизнь продолжается. Я счастлив, что в жизни мне встречались и встречаются хорошие люди. Талантливые и даже гениальные. Очень рад, что со многими удалось подружиться, поддерживать отношения. Я люблю институт Рахманинова, замечательный коллектив, в котором нет равнодушных людей. Переживаю за рост студентов, которые учатся у меня по специальности и другим предметам. К сожалению, должность ректора – административная и не очень позволяет реализовать себя в творческом плане. Но надеюсь, что сумею найти время и вынести на суд публики задуманное.

– Поделитесь планами?

– Хочу подготовить программу из произведений музыки барокко – Баха, Кребса, Скарлатти и других композиторов. Если разрешат, то с этой программой желал бы выступить в Римско–католическом храме Тамбова. В костёле уникальная акустика, аккордеон там звучит просто потрясающе. Мечтаю записать второй авторский сольный диск, потому как многим обещал продолжение первого, который вышел уже очень давно – в 1998 году, а обещания надо выполнять. Есть диски с театральной музыкой, но это другое. Мне повезло общаться с Борисом Векслером (замечательный аккордеонист – прим. ред.), он звонил из Америки, прислал все свои ноты. Также горжусь дружбой с известным виртуозом, композитором, аккордеонистом Юрием Пешковым, который живет в Риге, а кстати, его дедушка родился в Тамбовской области, с Владимиром Ушаковым, Хенном Ребане (Эстония), нашим земляком Юрием Корякиным и многими другими блестящими аккордеонистами, внесшими свой вклад в мировую музыкальную сокровищницу. Думаю, что концерт, на котором смогу передать зрителям музыкальную частицу их творчества, будет интересен слушателям. Вот такие планы. А если уж завершать разговор, то хочу сказать – мне повезло с профессией музыканта-педагога потому, что благодаря ей я практически ежедневно общаюсь с гениями, с великими композиторами прошлого и современности.

– Это прекрасно. Спасибо вам за беседу!

Беседовал Михаил Карасев

Не забывайте подписываться на наш телеграм - t.me/bloknot_tambov_68
Новости на Блoкнoт-Тамбов